Читать онлайн книгу "Рассказы геолога"
Рассказы геолога
ВИКТОР МУЗИС
Мы поднялись на невысокую сопку, прошли по плоской ее водораздельной части, спустились вниз и провели опробование в намеченных местах. Обратно мы шли по тому же пути, что прошли, и я подумал, что не грех мне использовать знания своих студентов-минералогов, ведь они только-только «из-за парты». Да еще и учились на дневном, значит, знания у них свежие и более полные, пригодятся мне «вечернику»-съемщику…
ПЕРВЫЙ СЕЗОН
1.ПЕРЕЛЕТ…
Это был мой первый полевой сезон. Экспедиция работала в Забайкалье, а партия, в которую меня устроили по просьбе отца, вела работы под Чарой. Устроиться в экспедицию на постоянную должность очень непросто, но существовало правило – если человек проработал больше полугода, он оставался постоянно.
Год назад я поступил на вечернее отделение геологического факультета МГУ и вот… я лечу в экспедицию в Сибирь. Сначала ИЛ-18 до Читы с двумя посадками. В Чите хорошая база, обнесенная забором, и общежитие для прибывающих. Затем на ЛИ-2 до Чары. Помню, как в иллюминаторе проплывали Чарские пески – удивительная песчаная пустыня. Здесь тоже небольшая подбаза на окраине тихого скромного поселка. А дальше, получив со склада продукты и снаряжение, на МИ-4 к месту полевых работ.
В Чаре мне выдали спецодежду – противоэнцефалитный костюм с капюшоном, или, как его называли, «энцефалитку», накомарник, портянки и резиновые сапоги по колено – болотники и телогрейку выдавали только за наличные, вычитая стоимость из зарплаты.
2. КОМАРЬЁ
На месте лагеря меня и еще трех парней рабочих определили в 4-х местную палатку. Новую, поэтому темную и, когда пошли комары, они здорово донимали, так как избавиться от них было практически невозможно. Особенно они досаждали по ночам, когда наступило жаркое время – в мешке жарко, а высунуться нельзя.
На «улице» как-то попроще: нахлобучиваешь капюшон, а лицо и кисти рук мажешь диметилом, действия которого хватало на час. Так что приходилось мазаться постоянно – плоский флакончик из-под «Красной Москвы» я всегда носил в нагрудном кармане энцефалитки.
Накомарник практически не помогал – в нем душно, а, если снимешь капюшон, накомарник прижимался к лицу и шее и дальше все понятно…
Курящие, им выдавали махорку, сразу же прожигали сетку цигарками… А во время обеда комарье усиленно лезло в рот и обильно падало в миску с супом. Завязывать тесемки на рукавах не рекомендовалось, так как гнус (мошка и мокрецы) лезли прямо под тесемки.
В маршруте, бывало, что-то попадало на зуб, машинально раздавишь… сладко… Сахар?.. Тьфу – это же мошка! Мошка, с ударением на «а» – это мелкая мушка (муха), пролезает в ячейку сетки или место, зажатое тесемкой, и выгрызает кусочек кожи. Место распухает. Вот идет кто-то, особенно после сна, а под глазом у него распухло – это мошка укусила. Ну и чешется, конечно.
3. РУКИ!..
С первого дня по прибытии на таежный лагерь я подспудно ожидал каких-то приключений! Ну, как же, ведь романтика вокруг, экзотика…
Мне запомнилось начало одного польского фильма, где голос закадрового диктора говорит: – «Приключения ждут здесь за каждым углом! Я захожу за первый угол… за второй… за третий… а приключений все нет…».
Так и я – каждый день ждал чего-то необычайного, но все проходило достаточно буднично. Начальник партии ждал прибытия оленеводов с оленями, а они что-то запаздывали.
Так что дней десять уже мы наслаждались вынужденным бездействием, а начальство нервничало по поводу теряющегося времени.
Комарье
Лагерь расположен был на красивом месте – высоком обрывистом залесенном берегу реки Апсат, притоке Чары. Неширокое ее русло было закрыто сплошной белой наледью, посреди которой зияла узкая щель, а в ней внизу клокотал бурный поток. Сюда мы ходили за водой. Вода для столовой и дрова – вот, пожалуй, и все наши развлечения, помимо борьбы с комарьем, которое уже появилось.
Я был по-прежнему в романтическом расположении духа и все ждал каких-нибудь событий (приключений), ведь моими любимыми книжками в юности, которые я перечитал уже раз по нескольку, были «Таинственный остров», «Дети капитана Гранта», «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо» и им подобные.
В один из таких дней, валяясь днем в палатке на спальном мешке, я услышал где-то вдали какой-то странный заунывный монотонный непонятный звук. Где-то через полчаса я вышел из палатки и, прислушиваясь, поглядел через речку вдаль. Другой берег был пониже и тоже весь густо залесен. Поскольку все в лагере вели себя спокойно, я вернулся в палатку. Мало ли что! Вокруг опытные геологи, им виднее…
Наледь
Но еще через полчаса за палаткой послышалось какое-то шевеление и голоса… Я тоже вышел. На кромке обрыва стоял Федоровский и рассматривал противоположный берег в бинокль. Вокруг стояло еще несколько человек.
– Оленеводы, что ли идут?.. – произнес он.
– РУКИ! – вдруг вскрикнул он, указывая на наледь, и ринулся вниз.
Мы скатились за ним и, еще не понимая, что происходит, побежали по наледи… Добежали до щели-промоины в ней и я увидел, что ребята пытаются вытащить наверх нашу повариху, которая держалась руками за вмерзший в лед кустик, а ноги ее по колено полоскало ледяной водой…
Ее вытащили, подстелив телогрейку и, накинув еще сухую, усадили успокоиться… Кто-то снял с себя свитер и отдал ей… Я отдал ей свои шерстяные носки.
Поглядев на нас, она сказала, стуча зубами:
– Ребята, я же вам всем кричала… Музенок, и тебя я тоже звала…
Как она столько продержалась, бултыхаясь по колено в ледяной воде, просто непонятно… Хоть и не старая, но и не молодая уже. Из местных. Метиска. В партии ее уважали за материнское отношение ко всем и брали поварихой каждый год.
Оказывается, она поставила бражку, в партии это особенно не возбранялось и прощали ей эту невольную слабость – как-то в прошлом, в военные годы, она осмелилась, тоже, видимо, под хмельком, сказать военкому, что он «редиска» – снаружи красный, а внутри белый… Ну, и загремела на несколько лет. А тут захмелела и понесло ее зачем-то на другой берег… А щель перепрыгнуть не смогла…
Ее доброе к себе расположение я испытал, когда впоследствии, пока я был в маршруте, она залезла в мой рюкзак и постирала что-то из вещей… Она делала это и другим. И не было у нее разницы – рабочий ты или ИТР. А когда я осенью улетал в Москву, она, зная, что я не люблю жареный лук, пожарила мне в дорогу несколько беляшей без лука.
Может быть, поэтому сохранилось у меня такое уважительное отношение к труду повара в партии…
4. ВСЕ УШЛИ
Отчаявшись ждать оленей и чтобы не терять время, Федоровский решил всем разойтись по выкидным маршрутам. И все разом, в один день разошлись, покинув лагерь.
Меня же оставили в лагере, сказав, что я могу перебраться в начальскую палатку. Она была старенькая, но на срубе и за предыдущий сезон-два выгорела настолько, что стала совершенно белой и светлой внутри. Можно было спокойно читать книжки, которые, кстати, были на полке внутри.
Меня то ли пожалели – слишком юн для выкидного, буду только обузой, то ли оставили за сторожа. На всякий случай, мало ли что! Продуктовая палатка оставалась, что-то из снаряжения, кто-то личные вещи оставил… И еще сказали, чтобы ждал оленеводов…
А мне только в радость – и в выкидном горбатиться не хотелось, и в «генеральской» пожить приятно.
Единственно, готовить я не умел. И навыка готовки у меня не было, тем более в полевых условиях. Даже посуду помыть было для меня проблемой.
Если в светлой палатке комаров можно было перебить, а когда один живешь, их не так много залетает и марля на входе нашита, то за палаткой они спуску не давали.
Оставшись один, я попытался сварить что попроще, и кое-как сварил котелок манки. Мне ее хватило на день.
Хорошим аппетитом я не страдал и всегда ел мало.
На другой день сварил рисовую кашу. Отсутствие качества исправлял сахарком. Ну и чай с хлебом. Затем кашу гречневую с тушенкой…
В общем, худо-бедно, но несколько дней до прихода своих продержался.
5. НАЧАЛО РАБОТ
Но рано ли, поздно ли, но все снова собрались и олени тоже, наконец, пришли. Но, насколько я помню, поработать с оленями мне пришлось немного и впечатление у меня осталось скверное. Сесть на него как на лошадь нельзя – можно хребет ему сломать, а когда садишься, поближе к шее, он все время норовит из-под тебя дернуться. Подведешь его к какой-нибудь кочке, встанешь на нее, только ногу занесешь, чтобы сесть, а он дерг и вперед подался… Хитрый, зараза! Определенный навык нужен! Но поклажу несет – немного, по два вьюка по 20 кг. Хоть идешь за ним налегке, а не на себе тащишь.
В основном же, мне запомнились переброски вертолетом МИ-4. Они, правда, были нарасхват, брали немного и, чтобы перебросить отряд с грузом, особенно в жару, делали не меньше двух рейсов.
Из основного лагеря, наш отряд, во главе с Юрой Найденковым, перебазировался на речку Средний Сакукан и разбил лагерь на ней.
Маршрутным рабочим Юра взял своего младшего брата, такого же длинноногого, и я еле поспевал за ними.
Задачей одного рабочего было идти с радиометром («без него хоть на край света») и брать отсчеты каждые 200 м, второго – мыть шлихи. Каждый ручей через каждые 200 метров должен был быть прошлихован. Геолог вел наблюдения, отбирал образцы и вел записи в пикетажке простым карандашом – он не расплывался от влаги. В маршрутах мы попеременно менялись радиометром и лотком – один день я, другой день брат Юры.
С Найденковым было как-то просто. Может быть оттого, что в маршруте с ним был его младший брат, но скорее просто такой он был – беззлобный, веселый, улыбающийся, вечно подтрунивающий над нами. И постоянно сыплющий анекдотами и поговорками, типа – «Молодой Володя сказал: – Мы пойдем другим путем! – вот с тех пор мы и идем другим путем…».
Лагерь на речке Ср. Сакукан
А всего в отряде было четверо ИТРов-геологов и по трое рабочих на каждого. Поварихой поехала молодая женщина, учительница. Я ее запомнил, потому что у меня сохранилась фотография, как она меня стрижет «под Котовского».
Мне запомнился случай, когда Юра сказал, улыбаясь, что мы пойдем маршрутом на урановый рудник.
– Из этого урана была сделана наша первая атомная бомба, – добавил он.
Я шел по тропе вдоль речки и представлял, какого же было ходить тут заключенным – без сеток, без диметила… Я-то мучился, а какого же доставалось им. Затем мы стали подниматься по приточку реки вверх, где на водоразделе был заброшенный лагерь с бараками. Но, поднявшись, мы бараков не обнаружили. Оказалось, что мы поднялись по соседнему ручью.
Стриги "под Котовского"
– Может быть, это и хорошо! – еще подумал я, опасаясь за свою шевелюру.
А Нусинсон Лев Соломонович, начальник поискового отряда, тоже спутал свой маршрут и пошел по нашему.
– Мне уже терять нечего, – сказал он, входя в барак. Наличием шевелюры он не страдал.
У него был какой-то пристальный тревожный взгляд и Найденков часто говорил ему шутя: – Лева! Не смотри на меня!
А однажды, в маршруте, на подходе к водоразделу, силы вдруг оставили меня. На ногах-то я еще стоял, но они стали как ватные и я не мог сдвинуться с места. Хотелось лечь и отдохнуть… Но до верха, где уже был Найденков, было всего с сотню метров… А я сдвинуться не могу… Сначала напарник снял с меня радиометр. Я прошел несколько метров и встал… Ну, не идут ноги и все тут… И тогда напарник взял меня за руку и повел. Отпустит руку, я останавливаюсь… На водоразделе я, наконец-то, свалился на землю, чтобы отдохнуть.
Еле дошел
Передохнув, мы начали спуск и у меня все прошло.
Найденков предположил, что я напился воды из ручья во время подъема, поэтому и ослаб. С того дня в маршрутах я старался не пить. Один-два глотка и то в случае крайней нужды.
Помню, отойдя от лагеря на сотню метров, я вдруг увидел висевший на нижней ветке отдельно стоящего дерева шнурок с каким-то непонятным патрончиком. Я отвязал его и отнес Саше Свиридову – радисту отряда.
– Саш, что это такое? – спросил я его. – На дереве висело…
Саша был очень спокойный человек:
– Эх, Витя! – только и сказал он. – Это же я радиометры по нему градуирую…
Я только что и смог, что извиниться…
В бараке оставленного лагеря Гулага
6. ДРУЖБА-2
А как-то под осень, когда отряд камералил, печки топились не только по вечерам, но подтапливались и днем, мы вышли на заготовку дров. Завалили недалеко от лагеря здоровенную сосну, полусухую, полусырую – чтобы пилить полегче, а дрова горели подольше, и меня с напарником оставили на распиловку. Бензопилы у нас не было, да и навыка работы с «Дружбой-2» практически никакого… Но, «пилите, Шура, пилите…» – и мы пилили… С частыми остановками и упреками: – Ну, что ты дергаешь?! За пару часов мы отпилили штуки три… чурбана. А как их назвать еще? Да и выдохлись мы окончательно. Чурбаки, пришедшие за ними ИТР-ры, отнесли в лагерь, покололи и полешек оказалось достаточно.
Двуручная пила "Дружба-2"
7. ТУРИСТЫ
Где-то с середины лета мимо нас по Сакукану зачастили туристы. Это были группы ребят с девушками из многих городов Союза: и из ближних – Новосибирска, Свердловска, Иркутска и из дальних – москвичи и ленинградцы. Как их заносило в такую даль, просто немыслимо. Было очень тревожно смотреть, как они идут, пригнувшись под огромными рюкзаками, уставившись в землю. Шли они прямо по сухому галечниковому руслу, нагруженные своим снаряжением, шли до верховьев речки, рассчитывая через перевал спустится к реке и дальше сплавляться на байдарках. Значит, и байдарки были у них в рюкзаках.
Для меня это было немыслимой трудностью! Видно было по тому, как они брели, по их коротким шагам, как они устали…
Некоторые группы проходили мимо, некоторые останавливались невдалеке и кто-нибудь из них приходил к нам в лагерь поболтать и уточнить маршрут. Ведь они шли по грубым выкопировкам речной сети, а у нас были детальные карты с подробной речной сетью.
Мы поили их чаем с хлебом и давали в дорогу плиточного чаю, буханку хлеба, шламовый мешочек крупы и махорку… Чем могли, как говорится.
8. ФИНСКИЙ НОЖ
Еще весной, готовясь к полевой жизни, я подумал о том, что надо взять с собой какой-нибудь нож. Стал советоваться, а освоился я в коллективе с юношеской непосредственностью быстро, и мне достали (за 5 руб.) «финку» с наборной цветной рукояткой, усиками и длинным никелированным (или хромированным) лезвием без желобка. Судя по форме лезвия, его скорее можно было назвать кортиком. Такие ножи делали на продажу «сидевшие» дядьки.
Нож был красивый. Я сделал к нему деревянный чехол из дощечек ящика, склеил их и сбил маленькими гвоздиками. Просверлив вверху две дырочки, продел в них тонкий кожаный шнурок, чтобы можно было подвесить к поясу. Удобнее всего было носить такой нож спереди сбоку. Красивый нож, ничего не скажешь, только пользовался я им мало и не очень дорожил – сталь, как оказалось, была мягкая. Носил, скорее, для форса. И хотелось иметь такой, чтобы был с желобком. И затачивать я не умел… Пользовался услугами точильщика, ходили такие по домам со станками с ножным приводом. Проще было перочинным ножом обходиться, в хозяйственных магазинах очень хорошие перочинные ножи продавались. Со стопором лезвия и усиками для вытаскивания патронов из ружей 16 и 12 калибров.
В конце сезона я без сожаления расстался с ним, когда Юра Михеев у меня его попросил. Зато, наткнувшись на мой неумело сколоченный ящик с личными вещами, который, по примеру коллег, я приготовил к отправке в Москву, он переделал его, сколотив нормальную крышку и обмотав проволокой. Трудно сказать, что пришло бы мне под видом моего ящика, если бы он этого не сделал – я совершенно не представлял, что делалось с ящиками при перегрузках с авиа в железнодорожные вагоны и какого им достается.
В кассе экспедиции по приезде в Москву я получил 300 руб. за все три полевые месяца и это были мои первые «крупные» деньги, так как оклад у меня, как у рабочего, был 75 руб., а еще через три месяца я был оформлен как постоянный сотрудник – младшим коллектором (техником).
А на следующий год нам выделили для работ территорию на Колыме и экспедиция разделилась – на Забайкальскую и Колымскую, в которую попал и я.
Но это уже совсем другая история!
Работая от Зырянки на второй сезон, я как-то заметил у своего коллеги небольшую финку заводского изготовления. С укороченным тонким лезвием, с желобком, с небольшой деревянной ручкой с загнутым обушком, в кожаном чехольчике. Просто игрушка. Красивая, надежная, удобная.
– Где взял? – накинулся я на него.
– В промтоварном. З рубля. Но по охотничьему…
Я бросился в промтоварный. Там продавали все. Отдел с одеждой, отдел с аппаратурой, отдел с охотничьими и рыболовными товарами.
Да, вот она на витрине. Но, как я не упрашивал продавщицу, она говорила, что только по охотбилету. Я стал опрашивать своих коллег, у кого есть билет? Но таких не нашлось. Несколько дней я заходил в магазин и упрашивал продавщицу… Безрезультатно…
Осенью я договорился с Мильто, замначальника экспедиции по хозяйственной части, что он мне поспособствует в покупке. Но финки в продаже уже не было… Кончились!
Только сейчас, вспоминая этот эпизод, я пеняю на свою наивность – нужно было попробовать дать продавщице десятку сверху. Может быть, она и продала бы… А может быть, я и предлагал…
2018 г.
= = = = = = = = = =
САМЫЙ ТРУДНЫЙ СЕЗОН
1. ВЕСНОВКА
Я уже несколько лет работал отдельным отрядом. Но, работая на вездеходе или сплавляясь на резиновых лодках 500-тках, мой отряд всегда был относительно небольшим – два или три человека.
И мне, конечно, захотелось попробовать поруководить большим отрядом. И такой случай подвернулся. Мне поручили закончить работы на участке правого склона реки Оленек, где были выявлены несколько небольших кимберлитовых тел. В «наследство» мне передавалась лодка-дюралька с мотором «Вихрь», вездеход ГАЗ-71 и тяжелый буровой станок, наглухо закрепленный на мощном дизельном гусеничном тракторе. При передвижении на расстояния станок мог откидываться на крышу трактора и закреплялся в таком состоянии. Кроме бурового, в состав отряда входил наземный отряд по магнитной съемке. Всего 16 человек.
2.ЛЕША ШИШКОВ
ИТРов было трое. Я, геофизик Добриян Валера и техник Леша Шишков – веселый, жизнерадостный паренек, балагур и хороший рассказчик – наш «сказочник»: он говорил, что служил в специальных пограничных войсках на советско-китайской границе и был даже награжден орденом. Но, на просьбу показать его, ссылался на то, что награждение секретное и хранится орден в военкомате. У него был хороший голос и, вставая утром и идя на речку или в столовую, красиво и громко запевал – «Ой, да не вечер, да не вечёр…". Как-то, на подбазовом лагере, я заметил, как он учил Ларису Голоту метать нож – может, и правда, что-то умел.
К его рассказам я относился как к байкам, но не было у меня ни веры, ни неверия – рассказывает, ну и хорошо, лишь бы складно было. Правда, был эпизод, поразивший меня: в середине сезона мне прислали нового вездеходчика, из «сидевших», и вечером он «накрыл поляну» по случаю своего Дня рождения. Почувствовав, что рабочие наверняка замутили брагу, (я не мог контролировать повара в расходовании дрожжей, как это делал Мингазов, но за дисциплиной следил), я попросил Леху пойти со мной и как бы «держать тыл». Он надел бушлат, подпоясался офицерским ремнем, подвесив на него нож-кинжал, и мы пошли. Я впереди, он сзади. Подойдя к палатке я откинул ее полу и вошел. Леха сзади. Работяги, увидев нас, замолчали и повернув головы молча смотрели на нас. Один из них держал в руках ружье, что-то показывая другому, а посередине стояла фляга… Все были «навеселе» от выставленных именинником бутылок. Ружье я, на всякий случай, забрал, сказав, что потом отдам и понюхал канистру. Там была брага… Забрав и ее я повернулся к выходу.
– Начальник, оставь хоть немного! – попросили они.
– Раз попались, так попались… – ответил я и вышел из палатки…
Леши не было и видно… Я даже опешил – он вышел из палатки, оставив меня наедине с подгулявшей компанией.
Брагу я вылил. А вот от его поступка стало как-то нехорошо на душе… Но я ничего не сказал ему – если он не понимает, что сделал, то бесполезно и объяснять…
Хатка ондатры под снегом
А еще, я узнал утром, одного рабочего бездельника припугнули по пьяни так, что он с испугу выскочил из палатки как ошпаренный, полоснув по парусине с торцевой стороны палатки ножом. Я дал им иголку, нитки и сказал только: – Зашивайте!
Но начался сезон хорошо. На весновке мы с буровиком Ширяевым Николаем, вездеходчиком Сашей-«Сохатым» (я с ним работал на ГТТ) и двумя рабочими расконсервировали вездеход и трактор, обустроили лагерь, понастроили каркасы с нарами и натянули на них палатки. Ровные жерди, чтобы не вырубать свежие молодые листвяшки, брали из разрушенных деревянных домиков геологического поселка на другом берегу реки, оставленного когда-то много лет назад.
Оттуда же по льду вывезли и бревна для срубов палаток. Я еще удивлялся, что это гвозди-сотка в дерево не лезут, гнутся. Потом понял – жерди настолько высохли, что стали как каменные.
Обнажившаяся из-под снега хатка ондатры
Я еще сходил на озеро поблизости, посмотреть ондатру. Все было под снегом, но хатки были – какие под снегом, какие освободившиеся от него. Добыл несколько штук, все ж развлечение.
После ледохода поставили сети и наловили рыбы, ленков и сижков, присолили и, заполнив ею баульный мешок, опустили в вырытый до мерзлоты погребок-ледничек со срубом наверху.
Но потом началось… то одно, то другое…
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/viktor-muzis/rasskazy-geologa/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения